|
7 часов с Дугом и Мери. (Заметки-штрихи)
1. ОНИ.
Когда в 9 часов утра 20-го июля мы, советские журналисты, встретились на станции Ярцево в 330 верстах от Москвы м Мери Пикфорд, когда, войдя в вагон поезда, в котором она ехала с Дугласом Фербенксом в Москву, мы обменялись первыми несколько спутанными и короткими репликами, - мы удивились.
Мы удивились, как удивляешься всякой реальности, которая предстает вдруг перед глазами с эффективной ясностью. Мы знали, конечно, что Мери Пикфорд в жизни такая, как она есть на экране. Мы знали, конечно, что вся мощь кинематографа не в силах все же подделать человека. Но мы знали это далеким, теоретическим знанием. И вот она воочию, наяву, и именно такая, какая она должна быть: прелестная и обаятельная.
Как ни растяжимы, как ни двусмысленны эти понятия – прелесть, обаяние – можно все же утверждать, что в своей максимальной степени эти качества совпадают с качествами максимальной простоты и естественности, в которую веришь, которой радуешься. Так оно и оказалось с Мери Пикфорд. Мир достаточно видел Мери на экране. Миллионные массы людей знают наизусть лицо Мери, но в одном я сомневаюсь: рисовал ли Мери когда-либо какой-либо художник. И кажется мне, что не рисовал, по той простой причине, что нужно быть подлинно гениальным художником, чтобы красками и кистью на полотне передать то, что составляет бесконечную простоту и естественность Мери, что возвышается в прелесть и обаяние: движения ее лица. В этом все дело: лицо Мери живет, и она живет в своем лице. И это не театральная мимика, это не Гримм, это не комбинация светотени. Наверное, и Мери прибегает к этим средствам, чтоб еще более подчеркнуть жизнь своего лица. Ведь и море часто мы видим в декорации луны и облаков. Но не говоря о луне и декорациях – живет
ведь море собственной, подлинной жизнью. Так и лицо Мери. Мери слышит какую-то нашу реплику, кажущуюся ей важной; чуть-чуть съуживаются глаза; набегает крохотная морщинка на спокойно чистый лоб, - и вот перед нами та самая девочка на экране, которую мы видали столько раз; девочка попала в затруднительное положение, ей нужно задуматься; кажется, что вот-вот Мери, - что перед нами, - поднесет пальчик к губам этим своим естественным, очаровательным жестом.
**
Или Мери развеселилась от того оборота, который приняла наша беседа, и снова набегает план экрана на план реальности типичным кинематографическим наплывом. И снова мы понимаем, что секрет очарования Мери в кино в том, что она на экране такова, как в жизни, - простая и естественная. Нет двух планов – она всегда она, она всегда едина. И в этой полной гармонии того, что называется искусством, и того, что есть в жизни, - залог этой чарующей красоты. Красота эта не нарушается какими-либо досадными пробелами в платье, в походке, в общей манере держать себя, во всем внешнем облике. Мери на самом деле проста, с самого начала до конца, она не «подает» себя. Как часто сталкиваемся мы с этой понятной, но от того не менее обидной чертой в людях, гораздо менее значительных. Может быть, вот эта особенность Мери так чарует. Впрочем, может быть и другая: честно говоря – трудно разобрать.
___________________________________
"Мери Пикфорд и Дуглас Фербенкс в СССР"
Предисловие.
7 часов с Дугом и Мери:
1. Они
2. Они и мир
3. Они и мы.
СССР!
Как их встречали.
|